Джером Дэвид Сэлинджер - Ранние рассказы [1940-1948]
Внезапно она обратилась к Барбаре и Рэю:
— Правда, божественная ночь?
— Да, правда, — сказал Рэй.
— Вам ведь хорошо? — спросила дама Барбару.
— Теперь да. А недавно было плохо, — вежливо ответила Барбара.
— А я, — сказала дама, улыбаясь, — просто наслаждаюсь. — Она сунула руку мужу под локоть. Тут она впервые заметила стюардессу с палубы А, стоявшую рядом с лоцманом, и воззвала к ней:
— А вы наслаждаетесь?
Стюардесса повернула к ней голову.
— Простите? — протянула она тоном важной персоны, которую побеспокоили в нерабочее время.
— Я спросила: вы наслаждаетесь? Не правда ли, волшебная ночь?
— А-а, — сказала стюардесса с улыбочкой. — Пожалуй, да.
— Ну, конечно же, да, — настаивала дама. — Никогда не подумаешь, что скоро декабрь. — Она заметно стиснула руку мужа и излила свой восторг на него: — Ты ведь блаженствуешь, правда, дорогой?
— А как же иначе, — сказал ее супруг и подмигнул Барбаре и Рэю. В темно-красном смокинге очень свободного покроя он казался не то чтобы толстым, а каким-то непомерно огромным.
Дама обвела глазами гавань.
— Божественно, — тихо проговорила она. Потом тронула рукав мужа. — Дорогой, гляди, какие милые паруснички.
— Где?
— Там. Вон там.
— А, да. Славные.
Женщина внезапно повернулась к Барбаре.
— Я Диана Вудрафф, а это мой муж Филдинг.
Барбара и Рэй в свою очередь представились.
— Ах да, как же! — сказала миссис Вудрафф Рэю. — Вы тот юноша, который организует все состязания. Чудно. — Она опять устремила взгляд на воду. — Бедные паруснички. Их возят туда-сюда в автомобильных прицепах. — Она посмотрела на Барбару и Рэя. — А какие у вас планы? Почему бы вам не пойти с нами? Ну, конечно же. Вы должны пойти с нами. Соглашайтесь. Пожалуйста.
— Ну, я… это очень любезно с вашей стороны, — ответил Рэй. — Не знаю, как Барбара…
— Я с удовольствием, — сказала Барбара. — Куда вы идете? Я-то первый раз в Гаване.
— Куда глаза глядят! — воскликнула миссис Вудрафф. — Ну, разве это не прекрасно? — Наклонившись, она опять обратилась к стюардессе: — Милочка, вы не хотите к нам присоединиться? Мы вас очень просим.
— Благодарю, но мне надо кое с кем встретиться. Извините.
— Какая жалость. Филдинг, дорогой, ты похож на студента — юный просто до неприличия.
— Я? Эдакая руина?
— Откуда вы, золотце? — спросила миссис Вудрафф Барбару.
— Из Куперсбурга. Это около Питтсбурга, в Пенсильвании.
— Какая прелесть. А вы?
— Из Солт-Лейк-Сита, — сказал Рэй.
— А мы из Сан-Франциско. Разве не чудесно? Вы не считаете, мистер Уолтере, что мы скоро вступим в войну? Мой муж так не считает.
— Кинселла, — поправил Рэй. — Не знаю. Я в любом случае после круиза ухожу в армию.
Миссис Вудрафф прикрыла рот рукой:
— Ой, простите!
— Да у меня будет не такое уж плохое положение, — объяснил Рэй. — Служба подготовки офицеров резерва направляет меня в артиллерию. Мне дадут собственную батарею и все такое. Буду сам командовать, а не исполнять чьи-то дурацкие приказы.
Когда катер плавно сбавил ход, Рэй придержал Барбару за талию.
— У нее еще совсем нет попки, — сказала миссис Вудрафф, ласково глядя на Рэя. — Как должно быть приятно в такую ночь провести время с кем-то, у кого совершенно нет попки.
Рэй, которому и пришла в голову эта идея, повел всех в «Вива Гавана», типичное увеселительное заведение для туристов, но высокого пошиба. В нем не было ничего кубинского, кроме официантов. Владелец был ирландцем, метрдотель — шведом, оркестр почти целиком состоял из бруклинцев, кордебалет — из прежних обитательниц аллеи Шуберта, предпочтение там отдавалось французской кухне, а самым большим спросом пользовалось шотландское виски.
Соревнования по хай-алай закончились. Пассажиры корабля уже перекочевали в «Вива Гавана» и шумно-загорелой толпой вливались в просторную залу. Рэй тут же заметил молодую особу, которую он и еще один подкомитетчик называли между собой Мисс Эластичный купальник-1941. Она покачивалась в полуобнимку со своим партнером рядом с эстрадой, о чем-то переговариваясь с руководителем оркестра, — наверно, просила его сыграть «Звездную пыль». Рэй заприметил и новоиспеченного губернатора — корабельную знаменитость, — шествующего в игорную комнату не в своем обычном демократическом черном костюмчике, а в ослепительно белом смокинге. От внимания Рэя не укрылись и близняшки Мастерсон, сидевшие за столиком с Чикагским Хватом и Кливлендским Мазилой, как окрестили их служащие корабля. Последний был явно под градусом.
Когда компания расселась, мистер Вудрафф распорядился заказом. Потом они с миссис Вудрафф протолкались на танцевальную площадку.
— Хотите потанцевать? — спросил Барбару Рэй.
— Не сейчас. Я не умею румбу. Мне нужно что-нибудь совсем медленное. Посмотрите на миссис Вудрафф. Как здорово!
— Ничего, — снизошел Рэй.
Барбара возбужденно затараторила:
— Разве она не замечательная? Разве она не красавица? Она такая… такая… прямо не знаю какая. Вот!
— Болтает много, это точно, — сказал Рэй, помешивая свой коктейль.
— Вы, наверно, встречаете кучу людей в этих ваших круизах, — сказала Барбара.
— Да я только второй раз плыву. Я совсем недавно закончил колледж. Йель. Раз уж все равно скоро в армию, решил пока немного поразвлечься. — Он закурил. — А вы чем занимаетесь? — спросил он.
— Я работала. Теперь ничем не занимаюсь. Я не ходила в колледж.
— Что-то я сегодня не видел вашей мамы, — сказал выпускник Йеля.
— Женщины, которая со мной путешествует? — спросила Барбара. — Она не моя мама.
— Не мама?
— Нет. Моя мама умерла. Она моя будущая свекровь.
— А-а!
Барбара потянулась к спичечнице, стоявшей в центре столика. Она чиркнула спичкой, задула ее, чиркнула другой — задула и опять положила руки на колени.
— Я некоторое время болела, — сказала она, — и мой жених захотел, чтобы я где-нибудь отдохнула. Тогда миссис Оденхерн предложила взять меня с собой в круиз. Вот мы и поехали.
— Классно! — сказал Рэй, наблюдавший, как Мисс Эластичный купальник-1941 выламывается на танцплощадке.
— С ней все равно что с ровесницей, почти, — продолжала Барбара. — Она очень славная. В молодости она была большой спортсменкой.
— У нее и вид славный. Почему вы совсем не пьете?
Барбара поднесла стакан к губам и проглотила четверть капельки.
— Я могу потанцевать под то, что они сейчас играют, — сказала она.
— Отлично.
Они встали и протиснулись на танцплощадку.
Барбара танцевала скованно и без малейшего чувства ритма. От волнения она так неловко вцепилась в руку Рэя, что ему было трудно ее веста.
— Я отвратительно танцую.
— Вовсе нет, — сказал Рэй.
— Мой брат пробовал меня учить, когда я была маленькая.
— Да?
— Он почти с вас ростом. В школе он играл в футбол. Только повредил коленку, и ему пришлось бросить. А то бы он мог поступить в любой колледж.
На площадку набилось так много народу, что неуклюже топчущаяся пара не привлекала к себе особого внимания. Рэй вдруг заметил, какие светлые, какие пшенично-желтые у Барбары волосы.
— А ваш жених, какой он?
— Карл? Он очень славный. У него приятный голос по телефону. Он очень… очень беспокоится о сырье.
— О каком сырье?
— Ну… о сырье. Не знаю. Я не понимаю парней, никогда не разберешь, о чем они говорят.
Рэй вдруг нагнулся и поцеловал Барбару в лоб. Лоб был душистый, и у Рэя закружилась голова.
— Почему вы это сделали? — спросила Барбара, глядя в сторону.
— Не знаю. Вы рассердились?
— Здесь так жарко, — сказала Барбара.
— Сколько вам лет, Барбара?
— Восемнадцать, а вам?
— Ну, практически двадцать два.
Они продолжали танцевать.
— Прошлым летом у моего папы сделалось кровоизлияние в мозг, и он умер, — сообщила Барбара.
— О! Сочувствую.
— Я живу с тетей. Она работает в Куперсбурге учительницей. Вы читали «Зеленый свет» Ллойда К. Дугласа?
— У меня не хватает времени на книги. А что? Интересно?
— Я не читала. Тетя хочет, чтобы я прочитала. Я отдавила вам все ноги.
— Нет. Вовсе нет.
— Тетя у меня очень хорошая, — сказала Барбара.
— Знаете, иногда довольно трудно следить за ходом вашей мысли, — ляпнул Рэй.
Девушка не ответила, и он было испугался, что обидел ее. У него даже макушка похолодела: он еще ощущал на губах сладкий вкус ее лба. Но под его подбородком опять раздался голос Барбары:
— Прямо перед моим отъездом мой брат попал в автомобильную катастрофу.
У Рэя словно гора с плеч свалилась.
Вудраффы уже сидели за столиком. Их сверкающие стаканы с бурбоном были пусты, а стаканы с содовой — почти не тронуты.
